Главная Home E-mail

Сканирование товарища Муравлева

ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

ФУКУ!
поэма (фрагмент)

— Почему я стал революционером? — повторил команданте Че мой вопрос и исподлобья взглянул на меня, как бы проверяя — спрашиваю ли я из любопытства, или для меня это действительно необходимо. Я невольно отвел взгляд — мне стало вдруг страшно. Не за себя — за него. Он был из тех, “с обреченными глазами”, как писал Блок.

Команданте круто повернулся на тяжелых подкованных солдатских ботинках, на которых, казалось, еще сохранилась пыль Сьерры-Маэстры, и подошел к окну. Большая траурная бабочка, как будто вздрагивающий клочок гаванской ночи, села на звездочку, поблескивающую на берете, заложенном под погон рубашки цвета “верде, оливо”1.

—Я хотел стать медиком, но потом убедился, что одной медициной человечество не спасешь..,— медленно сказал команданте, не оборачиваясь.

Потом резко обернулся, и я снова отвел взгляд от его глаз, от которых исходил пронизывающий холод—уже неотсюда. Темные обводины недосыпания вокруг глаз команданте казались выжженными.

—Вы катаетесь на велосипеде? — спросил команданте. Я поднял взгляд, ожидая увидеть улыбку, но его бледное не улыбалось.

Че- "король педали".1950 год

—Иногда стать революционером может помочь велосипед,— сказал команданте, опускаясь на стул и осторожно беря чашечку кофе узкими пальцами пианиста.— Подростком я задумал объехать мир на велосипеде. Однажды я забрался вместе с велосипедом в огромный грузовой самолет, летевший в Майами. Он вез лошадей на скачки. Я спрятал велосипед в сене и спрятался сам. Когда мы прилетели, то хозяева лошадей пришли в ярость. Они смертельно боялись, что мое присутствие отразится на нервной системе лошадей. Меня заперли в самолете, решив мне отомстить. Самолет раскалился от жары. Я задыхался. От жары и голода у меня начался бред... Хотите еще ча-шечку кофе?.. Я жевал сено, и меня рвало. Хозяева лошадей вернулись через сутки пьяные и, кажется, проигравшие. Один из них запустил в меня полупустой бутылкой кока-колы. Бутылка разбилась. В одном из осколков осталось немного жидкости. Я выпил ее и порезал себе губы. Во время обратного полета хозяева лошадей хлестали виски и дразнили меня сандвичами. К счастью, они дали лошадям воду, и я пил из брезентового ведра вместе с лошадьми...

Разговор происходил в 1962 году, когда окаймленное бородкой трагическое лицо команданте еще не штамповали на майках, с империалистической гибкостью учитывая антиимпериалистические вкусы левой молодежи. Команданте был рядом, пил кофе, говорил, постукивая пальцами по книге о партизанской войне в Китае, наверно, не случайно находившейся на его столе. Но еще до Боливии он был живой легендой, а на живой легенде всегда есть отблеск смерти. Он сам ее искал. Согласно одной из легенд команданте неожиданно для всех вылетел вместе с горсткой соратников во Вьетнам и предложил Хо Ши Мину сражаться на его стороне, но Хо Ши Мин вежливо отказался. Команданте продолжал искать смерть, продираясь, облепленный москитами, сквозь боливийскую сельву, и его предали те самые голодные, во имя которых он сражался, по тому что по его пятам вместо обещанной им свободы шли каратели, убивая каждого, кто давал ему кров.

В горах Боливии. С детьми крестьянина Рохаса. Предатель Онорато Рохас убит неизвестным 14 июля 1969 года

И смерть вошла в деревенскую школу Ла Игеры, где он сидел за учительским столом, усталый и больной, и ошалевшим от предвкушаемых наград армейским голосом гаркнула: “Встать!”, а он только выругался но и не подумал подняться. Говорят, что, когда в него всаживали пулю за пулей, он даже улыбался, ибо этого, может быть, и хотел. И его руки с пальцами пианиста отрубили от его мертвого тела и повезли на самолете в Ла-Пас для дактилоскопического опознания, а тело, разрубив на куски, раскидали по сельве, чтобы у него не было могилы, на которую приходили бы люди.

Че. Рисунок Ренато Гуттузо

Но, если он улыбался, умирая, то, может быть, потому, что думал: лишь своей смертью люди могут добиться того, чего не могут добиться своей жизнью. Христианства, может быть, не существовало, если бы Христос умер, получая персональную пенсию.

А сейчас, держа в своей, еще не отрубленной руке чашечку кофе и беспощадно глядя на меня еще не выколотыми глазами, команданте сказал:

— Голод — вот что делает людей революционерами. Или свой, или чужой. Но когда его чувствуют, как свой...

Странной, уродливой розой из камня
ты распустился на нефти, Каракас,
а под отелями и бардаками
спят конкистадоры в ржавых кирасах.
Стянет девчонка чулочек ажурный,
ну а какой-нибудь призрак дежурный
шпагой нескромной, с дрожью в скелете
дырку просверливает в паркете.
Внуки наставили нефтевышки,
мчат в лимузинах, но ждет их расплата —
это пропарывает покрышки
шпага Колумба, торча из асфальта.
Люди танцуют одной ногою,
Не зная — куда им ступить другою.
Не наступите, ввалившись в бары,
на руки отрубленные Че Гевары!
В коктейлях соломинками не пораньте
выколотые глаза команданте!
Темною ночью в трущобах Каракаса
тень Че Гевары по склонам карабкается.

Но озарит ли всю мглу на планете
слабая звездочка на берете?


В ящичных домиках сикось-накось
здссь не центральный — анальный Каракас.
Вниз посылает он с гор экскременты
на конкистадорские монументы,
и низвергаются мщеньем природы
“агуас неграс” — черные воды,
и на зазнавшийся центр наползают
черная ненависть, черная зависть.
Все, что зовет себя центром надменно,
будет наказано — и непременно!
Между лачугами, между халупами
черное чавканье, черное хлюпанье.
Это справляют микробовый нерест
черные воды — “агуас неграс”.
В этой сплошной, пузырящейся плазме
мы, команданте, с тобою увязли.

Это прижизненно, это посмертно —
мьерда, засасывающая мьерда2.
Как опереться о жадную жижу,
шепчущую всем живым: “Ненавижу!”?
Как, из дерьма вырываясь рывками,
Драться отрубленными руками?

Его руки остались на Кубе

Здесь и любовь не считают за счастье.
На преступленье похоже зачатье.
В жиже колышется нечто живое.
В губы друг другу въедаются двое.
Стал для голодных единственной пищей
их поцелуй, озверелый и нищий,
а под ногами сплошная трясина
так и попискивает крысино...
О, как страшны колыбельные песни
в стенах из ящиков с надписью “Пепси”
там, где крадется за крысой крыса
в горло младенцу голодному взгрызться,
и пиночетовские их усики
так и трепещут: “Вкусненько... вкусненько
Страшной рекой, заливающей крыши,
крысы ползут, команданте, крысы.
И перекусывают, как лампочки,
чьи-то надежды, привстав на лапочки...
Жирные крысы, как отполированные.
Голод — всегда результат обворовывания.
Брюхо набили крысы-ракеты
хлебом голодных детишек планеты.
Крысы-подлодки, зубами клацающие,—
школ и больниц непостроенных кладбища.
Чья-то крысиная дипломатия
грудь с молоком прогрызает у матери.
В стольких — не совести угрызения,
а угрызенье других — окрысение!
Все бы оружье земного шара,
даже и твой автомат, Че Гевара,
я поменял бы, честное слово,
просто на дудочку крысолова!
Его последняя винтовка
Что по земле меня гонит и гонит?
Голод.
А по пятам, чтоб не смылся, не скрылся,—
крысы, из трюма Колумбова крысы.
Видя нсемирный крысизм пожирающий,
видя утопленные утопии,
я себя чувствую, как умирающий
с голоду где-нибудь в Эфиопии.
Карандашом химическим сломанным
Номер пишу на ладони недетской.
Я— с четырехмиллиардным номером
в очереди за надеждой.
Где этой очереди начало?
Там, где она кулаками стучала
В двери зиминского магазина,
а спекулянты шустрили крысино.
Очередь, став затянувшейся драмой,
Марш человечества — медленный самый.
Очередь эта у Амазонки
тянется вроде сибирской поземки.
Очередь эта змеится сквозь Даллас,
хвост этой очереди — в Ливане.
Люди отчаянно изголодались
по некрысиности, неубиванью!
Изголодались до невероятия
по некастратии, небюрократии!
Как ненавидят свою голодуху
изголодавшиеся по духу!
В очередь эту встают все народы
хоть за полынной горбушкой свободы.
И, послюнив карандашик с заминкой,
вздрогнув, я ставлю номер зиминский
на протянувшуюся из Данте
руку отрубленную команданте...

"При капитуляции казарм заключалось политическое соглашение, по которому гарнизон отпускался на свободу…"

_____________________________________________________

1 Зеленый, оливковый.
2 Дерьмо (исп.).

Гавана – Санта-Доминго – Гуернавака – Лима – Манагуа – Каракас – Венеция – Леондинг – станция Зима – Гульрипш – Переделкино

1963–1985 гг.

Воспроизводится по: Евтушенко Евг. Граждане, послушайте меня: Стихотворения и поэмы.–М.: Худож. лит., 1989.–С. 82–88.

Фотографии воспроизведены из: Евтушенко Евг. Граждане, послушайте меня: Стихотворения и поэмы.–М.: Худож. лит., 1989.–С. 82–88; Лаврецкий И.Р. Эрнесто Че Гевара.-3-е изд., испр. И доп.-М.: Мол. Гвардия, 1978.-349 с., 25 л. ил., портр. (Жизнь замечат. людей. Сер. биогр.; Вып.9 (512)); Че Гевара Эрнесто. Решающее наступление // Куба.–Декабрь, 1988.–№ 12.–C. 20 – 25; Che. Una vida y un ejemplo / Recopilaciуn e introducciуn por: Jesъs Soto Acosta.–La Habana: Comisiуn de Estudios Histуricos de la U.J.C., 1968, "Aсo del Gerrillero Heroico".–P. 99 – 101: [Comisiуn de orientaciуn ideologica: Colecciуn Cien Aсos de Lucha.-No 2].

Главная Home E-mail

Hosted by uCoz