Главная Home Назад Back Вперед Next E-mail
Сканирование товарища Муравлева
СВИДЕТЕЛЬСТВО
ПАРТИЗАНСКИМИ ТРОПАМИ ЧЕ (II)
АДИС КУПУЛЬ и ФРОЙЛАН ГЛЕС / Фото авторов и из архива
РАЗВЕДКА
Красота природы Ньякауасу завораживала партизан. Своими впечатлениями делится с нами боливийская подпольщица Лойола Гусман, побывавшая в лагере Че незадолго до начала разведывательных операций в направлении Рио-Гранде.
ДИКИЙ. ПОИСТИНЕ ПРЕКРАСНЫЙ, НО неизменно враждебный пейзаж характерен для этой части Ньякауасу. Здесь можно вдоволь налюбоваться почти первозданной природой: величественными горами и могучими деревьями, изумрудом густой листвы, в которой порхают бесчисленные бабочки — они словно слетели со стенного панно в шикарном магазине Каньото в Санта-Крус-де-ла-С.ьерра, выполненного из ярких перьев тропических птиц. Восхищение здесь вызывает буквально все, даже камни самых невообразимых форм и оттенков, рассыпанные по берегам рек и ручьев. Сколько раз партизаны останавливались полюбоваться их удивительной красотой! Однако первое столь приятное впечатление мгновенно улетучивается, когда понимаешь, что тебя здесь ожидают постоянные атаки обитателей этих мест. начиная с москитов и клещей и кончая ядовитыми змеями и таким грозным хищником, как американский ягуар. Боец партизанского отряда Элисео Рейес (Роландо) так описал пейзаж Ньякауасу: “Сегодня я нахожусь в дозоре в изумительном месте и жалею, что у меня нет фотоаппарата, чтобы сделать несколько снимков. Эта гора ничуть не хуже самых живописных гор, какие я видел в фильмах. Справа от меня неторопливо струится река; ее воды, встречая на своем пути огромные камни, производят невообразимый грохот. По ту сторону ее начинается цепь гор с отвесными склонами, покрытыми густой растительностью. Противоположный берег поднимается из реки почти вертикально, а затем горные пики уступами уходят за горизонт. Их отвесные склоны ярко освещены ласковыми лучами утреннего солнца... а вершины скрыты густым туманом...”
В донесении от 11 сентября 1966 года боец Гарри Вильегас (Помбо) сообщал, что Ньякауасу находится в юго-западной части департамента Санта-Круса, в гористой местности с пышной растительностью, но почти полностью лишенной источников пресной воды. Далее в его сообщении говорилось:
“Усадьба находится в 250 километрах от города Санта-Крус, на пути из Санта-Круса в Камири, в сравнительно уединенном месте. Чтобы добраться до нее, нужно свернуть с основной дороги километрах в шести южнее Гитераса. Таким образом удастся обойти Лагунильяс стороной...”
Местные жители теперь называют эту дорогу Тропой Коко: по их рассказам, Коко Передо всегда сворачивал здесь, чтобы не показываться в Лагунильясе.
Гарри Вильегас — один из кубинцев, уцелевших после боя в ущелье Юро, — свидетельствует, что если идти по этой дороге, то единственная усадьба, которую нельзя миновать, — это Агуада-Гранде, владение молодого крестьянина, Удаля Леона, говорившего на гуарани — преобладающем в этой местности индейском наречии. Дом сохранился и поныне; он стоит на холме, примерно в двухстах метрах от дороги, на том самом месте, какое описывает Вильегас.
Дом Удаля Леона в Агуада-Гранде, на пути в Ньякауасу.
О доме Альгараньяса, ближайшего от Ньякауасу жилища, Вильегас в своем донесении написал: “Километра за три до усадьбы находится дом Сиро Альгараньяса, стоящий у самой дороги. Этот человек представляет единственную угрозу для нашей деятельности как ближайший сосед и как личность крайне любопытная. Во времена Паса Эстенсоро он был алькальдом Камири. Уже после того, как мы купили усадьбу, нам стало известно, что он говорил, будто бы мы собираемся начать здесь производство кокаина... Он заинтересован в том, чтобы мы у него купили свинью, а также кое-какие продукты, поэтому отношения с нами поддерживает хорошие”.
Далее Вильегас пишет: “В остальном же, если не считать этого неудобства, усадьба отвечает требованиям и пригодна для работы, хотя пока и не в полном масштабе, но мы можем создать подходящие условия, построив новый дом подальше от любопытных глаз, поскольку имеющийся расположен неудачно — дорога ведет прямо к нему...” Именно в этом районе, в самой глуши, партизаны разбили свои лагеря: главный — Эль-Осо, еще один — Ирипити (его также называли Де-лос-Монос — “Обезьяний” — из-за обилия здесь этих животных) и, наконец, самый первый — дом с железной крышей.
Фонарь, которым пользовались партизаны в доме с железной крышей.
Глиняный сосуд, найденный в районе расположения первого лагеря.
ЛОЙОЛА ГУСМАН
26 января Че записал в своем дневнике: “Едва мы принялись за работу, как нам сообщили, что прибыл Гевара с Лойолой. Мы направились в промежуточный лагерь, а к двенадцати туда подошли они”.
Мойсес Гевара, руководитель горняков, член Коммунистической партии, принимал активное участие в борьбе за права боливийских шахтеров. Он примкнул к партизанам в марте 1967 года вместе с группой товарищей.
Мойсес Гевара, руководитель боливийских шахтеров (справа), сопровождавший Лойолу Гусман в лагерь Ньякауасу.
Студентка по имени Лойола Гусман Лара была в то время маленькой, хрупкой девушкой. Родилась она в бедной семье, жила в Ла-Пасе, где вступила в молодежную организацию Коммунистической партии Боливии. Партизаны назначили ее ответственной за финансы. Лойола Гусман была первой боливийкой в Ньякауасу. Она познакомилась с Коко и Инти Передо, с Таней, с Антонио Хименеоом Тардио (Педро), с Хосе Марией Мартинесом Тамайо (Рикардо) и с Хорхе Васкесом Вианьей (Лоро); работала с ними и, несмотря на свою молодость, выполняла сложные задания городской подпольной организации, а также ответственные поручения Че.
Лойола Гусман в Ньякауасу.
Вдова мужественного борца, прошедшего пытки и впоследствии пропавшего без вести, Лойола Гусман ныне является президентом Латиноамериканской ассоциации семей пропавших без вести политзаключенных. Мы встретились с ней в Ла-Пасе. После беседы о событиях 1967 года Лойола показала нам пустой баллон из-под аэрозоля. Аэрозоль этот, отпугивающий насекомых, дал ей Че, когда она добралась до Ньякауасу. Это был жест одновременно товарищеский и рыцарский, и она никогда его не забудет; именно поэтому она так свято хранила этот баллончик и сберегла его, несмотря на все преследования и тюрьмы, через которые прошла в годы кровавых диктатур. Но как ни жаль ей было расставаться с этой памятью о Че, она все же подарила баллончик нам: пусть он хранится на Кубе!
Баллончик из-под аэрозоля, который Лойола хранила долгие годы как память о встрече с Че в Ньякауасу.
Лойола Гусман находилась в партизанском лагере с 26 по 28 января. Вот что рассказала она о своей встрече с Че:
— В январе 1967 года я приехала в Камири и встретилась с Коко Передо. Остановилась я там под чужим именем. Коко поручил мне сделать кое-какие покупки, а потом встретиться с Мойсесом Геварой, который должен был ждать меня в гостинице. Я сделала все, как он велел. Затем, с помощью условного знака, Коко сообщил мне, что будет ждать меня в полночь на окраине Камири, там, где начинается дорога на Лагунильяс. Выехали мы за полночь, за рулем сидел Коко Передо. Добрались до дома с железной крышей, выгрузили все, что привезли, и направились в горы.
Городок Камири.
Она делает паузу, затем продолжает:
— Кто-то из товарищей отдал мне свой гамак, а остальные спали на земле. На следующий день, очень рано, приказали быстро собраться и снова в путь. Все несли поклажу, только мне не дали, и я двигалась налегке. Шли мы прямо по реке, чтобы не оставлять следов. По пути Коко сказал, что мне предстоит встреча с Че. В том месте, куда мы пришли, были огромные валуны. По обе стороны реки стояли поджидавшие нас товарищи: на одном берегу Рикардо, Помбо и другие, а на другом — Че. Я не могла поверить в то, что это не сон, что все это происходит со мной на самом деле!.. Вы не представляете, сколько раз я это уже рассказывала, всем ведь интересно узнать, каким был Че... Мне больно вспоминать об этом, ведь, в сущности, я так мало успела сделать...
Лойола плачет. Потом вытирает слезы и продолжает рассказ:
— Мое тогдашнее состояние трудно передать словами. В то время ходили слухи, что Че в Колумбии или еще где-то, и вдруг эта неожиданная встреча! Я была просто счастлива. В эту минуту я ощутила огромную веру в наше дело и подумала, помню, что теперь-то уж мы непременно победим. Че протянул мне руку и спросил: “Что это ты так вымокла? Река слишком глубокая или ты слишком маленькая?” Он приказал мне снять чулки и обсохнуть. Первым вызвал к себе Мойсеса Гевару. Я в это время разговорилась с Рикардо и другими товарищами. Ждали мы долго, но вот наконец появился Мойсес. Че позвал меня: Игнасия! Я спросила: “Почему вы меня так называете?” — а он ответил: В честь святого Игнасия Лойолы…
Переправа через Рио-Гранде.
Я прошла в дом, хотя вряд ли это слово годится для описания того, что я увидела. Дело ведь было в горах, мы находились в окруженной зарослями бурьяна, кое-как сколоченной хижине. В этом укромном уголке и состоялся наш разговор. Че обрисовал задачи, которые мне предстояло выполнить в городе, рассказал о целях борьбы. По поводу китайско-советских разногласий он сказал, что для Боливии этот вопрос сейчас не имеет принципиального значения, что это не должно мешать объединению сил и развитию революционной борьбы в нашей стране и в Латинской Америке в целом. Че настаивал на том, что не следует выпячивать разногласия, чреватые расколом, ибо главное сейчас — единство. Затем он проинструктировал меня насчет работы в городе, велел взять с собой радиоприемники, нуждавшиеся в ремонте, дал ряд других заданий. О самом Че Лойола отзывается так:
— Несмотря на свою известность, на то, что авторитет его был огромен. Че производил впечатление простого, скромного человека... Казалось, что ты знаком с ним с детства. Объяснял он мне все удивительно просто и очень подробно, а меня слушал с неподдельным вниманием, давая мне понять, что все переданные мной сведения имеют огромную ценность...
Я передала ему подробнейший отчет обо всех расходах. В это время принесли кофе и подали ему первому. Обращаясь ко мне, он сказал: Это вовсе не потому, что я тут начальник, а потому, что я один из всего отряда пью без сахара. Сначала наливают мне, а потом кладут сахар для всех сразу. Лойола пытается вспомнить, что говорил Че бойцам в тот день:
— Че распорядился созвать общее собрание, на котором было решено, что отныне в отряде не должно быть различных политических группировок; что все в нем — члены одного коллектива; что с разногласиями должно быть покончено.
За обедом он вдруг объявил, что я слишком много ем, а это может иметь па-губные последствия для отряда. Да, именно так и сказал, а потом спросил, хочу ли я остаться. Я ответила утвердительно, но он добавил: Пока нельзя, вам еще нужно выполнить одно задание в городе.
Че рассказал, что Таня тоже хотела остаться, однако он поставил ей условие поймать жабу или лягушку, так как именно эти твари вызывали у нее панический страх... Во всем ощущалась такая сплоченность, партизаны были настолько преисполнены уверенности в правоте своего дела, что я покидала лагерь с чувством, что все складывается как нельзя лучше, и была готова на все ради успеха нашей борьбы. В разговоре со мной он еще спросил, знала ли я заранее, что встречу его тут. Я, конечно, помнила, что Коко по пути в лагерь предупредил меня о предстоящей встрече, но при этом попросил ни в коем случае не выдавать его... Когда Че задал мне этот вопрос, я вспомнила просьбу Коко, но соврать не смогла. Солгать Че я бы не смогла никогда.
Мы распрощались. Они направились в главный лагерь, а мы тронулись в обратный путь. В доме с железной крышей пришлось переждать, так как днем возвращаться в город было опасно. Тогда же я познакомилась с Моро, Помбо, Ньято и с Анисето, который потом прислал мне записку; в ней были приветы и просьба узнать, как поживают его родные, — закончила свой рассказ Лойола.
Мы помолчали немного, а затем одновременно посмотрели на баллончик из-под аэрозоля, который она хранила все эти годы, а сегодня решила передать нам, — не без сожаления, но в полной уверенности, что мы сохраним его как дорогую реликвию. В своем дневнике Че упоминает об отъезде Лойолы. Вот запись от 29 января: “Вечером вернулся Коко, ездивший не в Санта-Крус, а в Камири. Там он оставил Лойолу, которая полетит самолетом в Ла-Пас...”
Мы прощаемся, и в моей памяти всплывают строчки из дневника Че, посвященные этой женщине: “Лойола произвела на меня очень хорошее впечатление. Она очень молода и женственна, но в ней чувствуется железная решимость”. После отъезда Мойсеса Гевары и Лойолы Гусман партизаны начали готовить разведывательные операции, к которым приступили 1 февраля.
Воспроизводится по: Купуль Адис, Глес Фройлан.Партизанскими тропами Че. Разведка //Куба.–Март, 1988.–№ 4.–C. 8 – 11.
Главная Home Назад Back Вперед Next E-mail
